Каноны. Часть третья

 Красота

Теперь Инга чувствовала себя преступницей.
Каждый раз, бродя в одиночестве по изумительному, набранному из разных пород дерева, паркету Эрмитажа, она, замирая от восхищения, убивала их отношения.
Приходя к своей петербургской стене Эрехтейона, трогая камни, она разрушала..

Она училась варить мыло и делать розовую воду из лепестков шиповника.
Создавая из красоты противоядие, она наблюдала, как гибнут её чувства к нему.

Словно искалеченные зверьки, её недолюбовь и недонежность
метались в безумной гонке и умирали без притока энергии.
В глазах Жени, она всё чаще замечала недовольство и ничем не прикрытое раздражение.

Будто в ответ на её увлечение травами и цветами, он начал скупать алкоголь.
В доме появлялись ликёры, виски, разноцветные химические сиропы. Он делал коктейли, что-то бесконечно смешивая и переливая. Инга честно старалась их пробовать, но они были ужасны. Впрочем, наверное просто у неё обострилась чувствительность, говорила она себе.

За последние две недели она успела несколько раз побывать в театре,
сварила безумно сложный крем на миндальном масле, и Бах в её наушниках играл, не переставая. Она летала в каких-то иных сферах, отчётливо различая запахи цветов в летнем разнотравье и переходила на другую сторону улицы, если впереди шёл курильщик.
Клиентки в салоне были в восторге от её рук и чудесного расслабления, которое они получали в итоге, Ингу рекомендовали, доходы её росли.

В какой-то момент, Инга превысила дозу красоты.
"Я  - посол красоты!" - говорила Инга подругам и всё чаще смеялась.

Круг знакомств у неё расширился, проявились старые друзья. Однажды, в маленьком уютном баре, один из таких старых друзей признался, что был влюблён в неё. Напевая музыку "Deep Purple", прекрасную Лалену, он говорил что-то про принцесс и рок-н-ролл. Зная, что этот мираж рассеется очень скоро, а старый друг растворится в том мире, откуда пришёл, она нырнула в поцелуй с ним. Не за любовью идя, а за собой и за своей страстью...

Через несколько дней, услышав от Жени нерешительное, но отчётливо сформулированное признание: "Мне кажется, я больше не люблю тебя", она на мгновение умерла.

Пустота поглотила её всю.

Серость и безжизненность повисли на миг и тут же взорвались светом. Огромная южная стена Эрехтейона торжественно встала перед ней. Древняя кладка тянулась бесконечно, старый свет камней мерцал, и она кожей чувствовала их грани, нагретые солнцем...

Пустоты не стало.

Была обнажённая красота, вечная, цельная и простая.
Была она сама..
Кажется, она улыбалась, потому что он спросил удивлённо:
- Ты что? Ты слышала, что я сказал?

 Конец

Каноны. Часть вторая.

Встреча

Остро ощущая своё несчастье и какую-то придавленность, Инга полюбила долгие прогулки по городу. Как-то раз оказавшись у старого театра, она залюбовалась его гладкой стеной из горчичного цвета камня...
Театр напомнил ей величайший храм Афинского акрополя, в Греции.
Южная стена Эрехтейона была пустой, такой же как пустота внутри Инги.
Но у храма была величественная пустота, рождающая красоту. Она не требовала украшений и притягивала взгляд своей чистотой и безыскусностью.
Она вдохновляла, она давала спокойствие уму и безмятежность сердцу.

Удивительно, но сейчас стена петербургского театра создавала ощущение Эрехтейона, уходить не хотелось.
Не было сил смотреть в его стылые глаза и снова разжигать в них огонь.

В одну из своих очередных прогулок, Инга забрела в эзотерический магазинчик. Среди минералов, свечек из мёда  и ловцов снов с фиолетовыми пёрышками, она увидела разложенные визитки экстрасенсов и хиромантов.

Мгновенно приняв решение, она уже была в скучном кабинете экстрасенса, где не было ни камней, ни пёрышек, ничего чудесного, из того, что так щедро обещал магазинчик.
- Что вы хотите?- строго спросила её дама 40 лет, с изящной модной стрижкой.
- Я люблю одного человека, но мне плохо, и уйти не могу, и рядом с ним тоскливо как-то, - призналась Инга.
- Это понятно, а что Вы хотите?- уточнила экстрасенс.
- Хочу, чтобы хорошо было, нам - обоим, - с трудом сформулировала Инга.
- А зачем вы живёте вместе?- спросила экстрасенс, разглядывая фотографию Жени в её телефоне.
- Ну живём, ведь это любовь.. Была любовь,  - поправила себя Инга.
- Зря, - мрачно изрекла экстрасенс, отдавая телефон Инге.
- Он пуст для вас и вообще не для вас.
Она внимательно посмотрела на Ингу.

- А такого я вообще раньше не видела, как интересно, - экстрасенс потёрла себе чуть повыше переносицы тонким пальцем с кольцом.
- Над вами труба. Он копирует вас, переписывает на себя полностью.
- Зачем?!
-Это способ жить, выживать, если хотите. Жизненных сил у него немного, вот он их и собирает. Через женщин в основном.

- А любовь...- снова начала Инга.
- Ну что вы, какая любовь? Такие люди любить не умеют, но могут удачно приспособиться, называя правильные слова и делая паузы в нужном месте.
- Это раньше он говорил слова, когда мы еще не жили вместе, а сейчас в основном на диване. Лежит, спит.
- А когда не спит, то питается вами, - сказала задумчиво экстрасенс. - Новый вид пришёл на нашу планету, а рецепта как с ними взаимодействовать, ещё не придумали, - продолжила она непонятно.
- Что же мне делать?
- Уходить, пока это ещё в ваших силах.
- Мне кажется, я не смогу, - нерешительно проговорила Инга.
- Сможете, - усмехнулась экстрасенс.
- Комплекса жертвы я у вас не наблюдаю, просто немного потеряли себя.
Так бывает. Не всех мужчин надо героями делать, не во всех огонь разжигать. Тем более через себя вытягивать. Он, когда герой, это сразу понятно. Вам как женщине, всё будет понятно- и  в голове и в сердце. Ну, а пока придумаем рецепт лично для вас. Вы где работаете?
- Я косметолог.
- Отлично! Вам нужно как можно больше иметь дело с красотой.
Варите травы, делайте настойки, крема для лица, для тела, для красоты.
- Но я не варю травы, - растерялась Инга. - У меня профессиональная косметика в салоне.
- А вы варите, - строго сказала экстрасенс.- Настраивайтесь на жизнь, на природные ритмы.
И в филармонию ходите, в музеи, вам показана красота в разных формах.
- Я поняла, а как это на него повлияет?
- Он не сможет перекопировать такой объём Вас. Слишком много красоты,- рассмеялась экстрасенс.- Это как отравиться кислородом, не потянет..

Продолжение следует...

Каноны. Часть первая

                                                        "Тьмы-тем людей думают, что они любят,
                                                    но только двум из них посылает бог любовь." 
                                                                           Куприн А.И. "Суламифь"

 Пустота

Они и расстались то ненадолго:
Инга улетала в Германию на пять дней в рабочую командировку.
Лететь не хотелось, но для сертификации нужно было пройти очередной тренинг по косметике, с которой она работала.
- Отдохнёшь наконец без меня, - пошутил Женя.
- А если я в кого-нибудь там влюблюсь?- пошутила в ответ она.
- Ты слишком увлечена мной, - уверенно ответил он.
Это была правда.
С недавнего времени, она была увлечена им одним:
его глазами, его руками, всем тем, чем так милостиво одарила её жизнь в его лице.
В Германии она злилась на этот злополучный тренинг, совсем он был ни к месту.
Хотелось быть с Женей: по телефону его голос звучал почему-то вяло и тихо,
она чувствовала, что нужна ему дома и считала дни до отъезда.
Он занимался своим разводом, который проходил кроваво, впрочем как и её,
но кто считает эти жертвы во имя любви?
Женя встречал её в аэропорту, а она смотрела на него и не верила своим глазам.
Из яркого цветущего мужчины, каким она его всегда видела и знала,
он превратился в серого уставшего человека, пахнущего тоской и несвежей одеждой.
Она заговорила поспешно и сбивчиво про свою поездку, про свои чувства к нему, пытаясь вернуть их флёр, их нежность, их самих.
Он же постоянно оглядывался, трогал руками шею, как будто ему что-то мешало,
криво улыбался и видно было, что не слушал её.
"Нежить, ветошь, - мелькнуло у неё в голове. - Это к нему я летела? Мамочка моя, как же я жить буду с ним?"
Тогда она и ощутила в первый раз пустоту.

Чувство было объёмное, серого цвета и охватывало её всю - от горла до коленок...

Пустота внутри быстро вытеснила вся яркие чувства: радость, вдохновение, восхищение. Все как будто бы покрылось пеплом. Она не понимала почему он притаскивал своё тело и ложился рядом, это был чужой человек. В голове вертелась фраза: "А нежности у него не допросишься, как снега летом".

Но так тоже можно было, оказывается, жить, и она жила, сбитая с толку, потерявшая ориентир, как во сне, но жила...

На встрече выпускников, проходившей в гостях у учительницы, в старом каменном доме, на Васильевском острове, она очнулась и обнаружила себя, пьющей чай с вишневым вареньем, под картинами, в окружении знакомых людей...

В тепле, в простых разговорах и воспоминаниях о детстве, она вдруг разрыдалась
 и призналась сама себе, что несчастна с ним.

Продолжение следует..

Полёт

День у Кати не ладился.

Вот- вот должен был начаться её органный концерт, первый в этом сезоне, 

но она была не готова.

Все дни накануне она занималась рекламой: развешивала объявления о концерте, давала анонсы в соц. сетях, кому-то звонила, кого-то приглашала.

Хотелось спокойно порепетировать, но времени не было, надо было продвигать себя, улыбаться и рассказывать о вечном и прекрасном - о музыке..

Это было важно, ну конечно! 

А как еще поднять замученных гаджетами людей и заставить их в нескончаемые дожди прийти в холодную, как склеп, кирху послушать концерт, послушать её. 

Только через себя, через свою страсть, через свой огонь.

По- другому она не умела и растрачивала себя, отдавая драгоценную энергию, принадлежащую Ему, редкому старинному органу.

Они пришли, все, кого она звала и даже больше. Сидели на деревянных скамейках и кутались в шарфы, смотрели на мерцающие свечи, тихо переговариваясь.

Пожилой мужчина маленького роста в костюме, похожий на состарившегося ребенка, с двумя спутницами – завсегдатаи концертов в кирхе, мужчина с усами в белой морской фуражке, вылитый Боярский, пара в красных куртках и кроссовках, видимо случайные туристы, мальчик восьми лет, самостоятельно устроившийся неподалёку от неё и бросающий взгляды на пульт.

 Их было много, некоторые были с цветами, пионами и лилиями, благоухающими в холодном пространстве, неожиданно свежо.

Пора было начинать. 

Юрис, игравший концерт вчера, а сегодня игравший роль её конферансье, уже спускался вниз, чтобы объявить первое произведение.

Катя выдохнула и бросилась в импровизации барочных композиторов как на абордаж, во всю эту причудливую роскошь того времени.

Огонь внутри неё метался, пытаясь соединиться с органом, звуки гулко раскатывались по каменным сводам, а она отчаянно мёрзла в своем синем тонком платье, нервно нажимая на тяжёлые клавиши.

Юрис невозмутимо объявлял новые композиции, и во время объявлений, она видела, что люди покидали концерт, а одна пара с ребенком ушла прямо во время исполнения Генделя.

«Зачем я впихнула столько барокко, я же не люблю его», 
- промелькнула внезапно мысль.

Но она знала зачем, она гордилась, что может играть великих мастеров, сложно выражающих свои мысли и эмоции для ныне живущих.

Во время гастролей, в Швейцарии, она поделилась с Юрисом:

- Тяжело. Я словно высекаю из органа эти звуки.

- Ты что -  каменотёс? - усмехнулся Юрис.

Катя задумалась. Орган не был камнем, а она не была каменотёсом. Но иногда случалось, что погружаясь в это царство звука, её руки немели и застывали, будучи не в состоянии после первой ноты извлечь вторую, а потом и третью. Практически оглохнув, с невероятным упорством, она нажимала педаль и клавиши, буквально конструируя ритм.

Словно древний алхимик, исступленно искавший философский камень, она яростно стремилась овладеть искусством игры на органе, навсегда уйдя с фортепиано, и приносила в жертву королю музыкальных инструментов -  себя.

Жертвоприношение было принято: победы в конкурсах, гастроли, выступления, аплодисменты публики. Коллеги тоже не давали расслабиться, они с Юрисом не говорили об этом, но было ясно, конкуренция между ними существует.

Она знала, что Юрис  репетировал как сумасшедший. За пару недель до своего выступления, он даже переехал из города поближе к кирхе, чтобы именно на местном органе отточить технику.

Ценители его хвалили, говорили о безупречности игры.

Катя слышала после его концерта слова какой-то девушки:

«Его игра -  это танец солнечных зайчиков».

«А что рождает моя музыка?»- думала Катя. 

С расчётом произвести впечатление, она составила свою новую летнюю программу сплошь из композиторов барокко и его последователей. Это были весьма затейливые композиции, поражающие воображение и слух. Иногда они казались ей чрезмерными, но что поделать, барокко было вне критики, на все времена. 

Как можно было признаться, что ты не любишь Баха или Генделя?  Позор.

Из любимого стиля остинато, где формы множились, накладываясь друг на друга, рождая гармонию в её душе, она взяла только  «Безумный порыв» Филиппа Гласса, если и известного массовому слушателю, то исключительно по саундтрекам для кино. Да и взяла больше из упрямства перед воображаемыми ценителями, которые придут слушать своё любимое барокко, закатывая глаза и шепча: «Божественно!», а тут вдруг бац и зазвучит её любимый Гласс..

Концерт заканчивался, и Катя поняла, что в этот раз не получилось.

Где-то она ошиблась, непонятно где, но ошиблась это точно.

Мало репетировала накануне? Плохо подобрала музыку?

Что не так? Что хочет от неё этот чёртов немецкий орган?

Юрис объявил последнюю композицию, это был Филипп Гласс, «Безумный порыв».

Зачем он был нужен, теперь?

Наверное, все ценители уже ушли, не выдержав её экспериментов.

Но надо было доиграть, хотя бы для этого мальчика, который так и сидит на приступке рядом.

Катя неожиданно успокоилась.  

Сделав вдох, прислушалась к органу и мягко начала игру, словно нырнула в струи зазвучавшей музыки.

Музыкальные струи сплетались и расплетались, сквозь них светило солнце, летел ветер.

 Она не высекала звуки, а просто подставляла свои руки, своё тело музыке, через неё говорил орган и грустил Гласс, соединяясь с её миром и чувствами.

Она могла играть бесконечно, мягко рождая форму за формой, звук за звуком, через себя давая взлететь всем, кто её слушал…

Звук ещё дрожал в воздухе, но концерт закончился.

В решётчатые окна были видны ветки и зелёные листья деревьев.

Ей захотелось остаться за пультом и побыть еще немного рядом с органом, поблагодарить его или тихонько пожаловаться на что-то?

Но её имя уже объявили, и она вышла на балкон, под аплодисменты людей.

Они были здесь! Улыбающийся пожилой мужчина в костюме со спутницами, мужчина в фуражке, восторженно хлопающий ей, пара в красных куртках с подозрительно мокрыми глазами, они не ушли? Они всё это слышали?

Ей вручали пионы и лилии, кто-то фотографировал, кто-то продолжал аплодировать.

А она чувствовала себя странно, что-то случилось, и теперь она будет играть по-другому.

Как? Непонятно.

Но что-то новое, пока не имеющее названия родилось в ней.

Она прислушивалась к себе, пытаясь понять новую себя, но вместо этого вдруг услышала, как мальчик, пробывший около неё весь концерт, говорит подошедшей маме:

- Я тоже хочу играть, как она. Как будто бы Маленький принц летит..